|
Падал снег.
Мягкие, пушистые хлопья, тихо кружась в такт неслышной мелодии,
опускались на землю; исчезала понемногу грязь и чернота свежеразрытой
плодородной земли.
Р'рух распахнул двери настежь, и, выйдя на порог, всей грудью вдохнул
свежий морозный воздух, в котором с самого утра разлилось какое-то
чародейство, необыкновенное, призрачное, зыбкое, и в то же время
ощутимо-реальное.
"Боги всемогущие... как тихо-то... как покойно стало на земле... Может
быть, это и есть счастье?..." - вспомнились чьи-то строчки.
Он вернулся в холл, накинул на плечи тёплый плащ и, крикнув дворецкому,
чтобы его к обеду же ждали, выбежал наружу.
Посеревшее за ночь небо все еще напоминало о былой лазурной синеве, а
приятно скрипевший под ногами снег навевал мысли о том, что впереди
что-то большое и по-настоящему хорошее. Глупое, наивное, быть может,
ожидание, но ему так хотелось верить...
Запорошенная белоснежной крупой дорожка вела за околицу и через поле в
лес к неизведанному. Р'рух пошел быстрее, - не чтобы не замерзнуть, а
поддаваясь всеобщему кружению, танцу молодой метели, казалось,
подхватившей его, и обнявшей огромными крылами белого лебедя.
Ему стало легко и даже весело; этот неожиданный для него побег из
тесного и душного кабинета в снежный вихрь был ему больше, чем необходим.
Улеглись, успокоились горячечные мысли, угасла пламенеющая жаром
лихорадка тревожных и противоречивых дум, опустились на дно ненужные и
невоплотимые идеи, и начала выкристаллизовываться четкая и прочная сетка
верных и неожиданно простых ответов и решений.
Проблемы, обретя удовлетворение, казалось, оставили его, и Р'рух
наконец-то мог целиком отдаться мечтам. Он вдруг вспомнил, что не делал
этого с той самой поры, как еще зеленым студентом всю ночь перед
экзаменами просидел под сакурой, сочиняя стихи для любимой... Тогда тоже
шёл снег. Белые цветы и снег были единым целым, свиваясь, неотделимые
друг от друга... призрачные, прозрачные лепестки, и снежинки, холодные
звезды, таявшие на щеках слезами восторга и грусти.
Прекрасное всегда печально. Сакура в цвету на морозе. Звонкий смех, и ее
глаза, как мерцающие серебряные цветы.
Он был счастлив тогда.
Единственный рез в жизни...
А наутро его отчислили.
Белые листы, исписанные сверху донизу, полетели в камин, из них выпали
на пол, крошась и ломаясь, хрупкие сухие лепестки весенних цветов.
Пламя с гулом пожирало рукописи.
Больше он не писал стихов.
А образ Айлен с тех пор обжигал его непереносимо - через два дня после
той ночи девушка исчезла безвозвратно - и никто не знал, куда увели ее
печаль и метель.
Метель. Такая же, как сегодня.
Р'рух шел, не разбирая дороги, в никуда, перебирая сверкающий бисер
воспоминаний. Никто не узнал бы в нем сейчас сурового преподавателя
Пятого Университета Западной Косы, лорда Варайо ар-Ка Р'руха, наводящего
безотчетный трепет на всех, кто встречал его, маститого ученого с кучей
имен и никому не нужных званий.
Он шел куда-то со странной полу-улыбкой, не чувствуя, что замерзает,
спотыкаясь о корни деревьев и мусор, сквозь заснеженный лес. Холодным и
мокрым сделался плащ, ручейки растопленного снега, упавшего за шиворот с
еловых веток, струились по спине, заиндевая и снова оттаивая...
Но Р'руху было все равно. Он всем своим существом чувствовал, что
сегодня что-то случится. Именно сегодня, когда проснулось, оттаяло,
сбросило ледяные оковы его сердце.
Над старым пнем, огромным, словно стол великана, покрытый белой вышитой
скатертью, кружил пепельный мотылёк. Р'рух остановился, поймал его рукой
и бережно поднес к глазам, рассматривая причудный узор молочно-белых с
серыми разводами крылышек.
Последний, наверное. Нужно будет нарисовать такого. Р'рух не удивлялся
уже, что это не его какие-то мысли, ведь сам он не умел рисовать. Вернее,
умел когда-то давно, а теперь разучился.
Он разжал пальцы, поводил глазами мотылька и пошел вперед, в метель.
Уходил прочь.
Начинавшаяся буря вскоре скрыла контуры удалявшейся высокой фигуры в
кружащемся безумии вихрей.
Да, падал снег...
©
Gelleylor 2003 |
